Он не слышал шума города. Он не слышал хищного рычания машин. Он не слышал глухого уханья басов, доносящегося из ангара. Сложные слуховые ходы из косточек и перепонок у него в ушах были сломаны, каналы забились запекшейся кровью.
У Лоплопа остались только глаза, и он искал, как мог, безмолвно зависая между домами, усаживаясь на флюгеры и опять взмывая в небо.
В воздухе уже становилось тесно от птиц. Разбуженные пролетавшим мимо Лоплопом, они кричали, выказывая ему свою преданность, но он не слышал. Озадаченные, они срывались с карнизов и ветвей деревьев и с криками неслись следом, напуганные беспорядочными виражами Лоплопа и его безразличием к ним. Огромные тяжелые вороны окружили его. Лоплоп, увидев их, закричал, пытаясь восстановить потерянный авторитет.
Пернатые грациозно петляли вокруг, их становилось все больше. Они в замешательстве зыркали по сторонам. И тогда, окруженный медленно летающими птицами, Лоплоп проделал немыслимый трюк — поднялся ввысь, вошел в крутой вираж, сделал зигзаг и упал.
Птицы не могли бросить своего генерала.
А в других местах Лондона собирались новые армии.
Пустели стены и закутки в домах. Из трещин и дыр всего города устремились пауки. Они миллионами сбивались в стаи, спускались с самого верха зданий по нитям паутины и живыми кляксами неслись по грязной земле садов и парков. В спешке пауки наползали друг на друга, образуя копошащуюся черно-коричневую массу.
Тут и там люди натыкались на их полчища. Ночь разрывали внезапные вскрики, доносившиеся то из детских спален, то с задворков.
Многие погибли. Раздавленные, съеденные, потерявшиеся. Обломки хитина и размазанная плоть отмечали их путь.
Что-то вспыхивало в глубине крошечных паучьих мозгов. Ощущение было вызвано не голодом и не страхом: прежде они не испытывали ничего подобного. Сигнал тревоги? Просьба о помощи?
Сложные паучьи глаза беспрестанно отражали изменчивые огни города. Близко посаженные и непроницаемые, всегда такие холодные и безразличные, как у акул… всегда, кроме сегодняшнего вечера…
Пауки трепетали.
В дебрях Южного Лондона Ананси наблюдал с крыши. Он чувствовал, как слоями сдвигается воздух. Он физически ощущал приближение своих войск.
Канализация кишела доведенными до неистовства крысами.
Среди них был принц крови. Он отдавал приказы. Он командовал ими, контролировал их, посылал вперед.
Крысы хлынули в тоннели мощным ливневым потоком. Маленькие ручейки сливались в могучие струи — тело к телу, гладкие и стремительные.
Они заполняли все пространство на улицах и под ними. Они забирались наверх, под самый купол неба, где воздух был прозрачным, скакали по наружным стенам и внутренним простенкам зданий, карабкались по черепице между дымоходами. Река не стала преградой: через нее переправлялись почти без остановок.
Нечистоты, мусор, сотни разных запахов… все племена Лондона стремились на юг, не замечая грязи вокруг и дрожа от прилива адреналина, они шли биться за правое дело. Чувство гигантской несправедливости передавалось им из поколения в поколение, разъедало живую плоть раковой опухолью, и вот впервые за долгие годы они почуяли запах избавления.
Крысы — скребущая, грызущая, голодная, испуганная масса, которая пыталась быть храброй, — извергались из тысяч дыр и стремились в одну точку на пустыре Южного Лондона.
Незаметно подкрадываясь, они окружали ангар и ждали.
Ангар был подобен сверкающей приманке. Он излучал энергию. Цепи крыс и пауков, а также сбитых с толку птиц окружали его невидимым кольцом. Он притягивал людей, будто внутри помещался магнит.
Лоплоп все еще наблюдал сверху.
Ананси внимательно оглядывал крыши.
— Где, черт возьми, ее носит? — нервно и сердито спросил Три Пальца у одного из вышибал.
Громила покачал головой. Три Пальца напряженно вышагивал из стороны в сторону. За его спиной, насыщая воздух, густо и влажно ухали басы. Он физически ощущал их: казалось, он мог откинуться назад и не упасть, подхваченный упругой звуковой подушкой.
Он стоял у ангара, напряженно вглядываясь в толпу перед входом. Он уже несколько минут ждал Наташу на верхней ступеньке. Остальные диджеи были уже на месте, и, если Наташа не появится, придется немного перестраивать порядок выступлений. По ступенькам Три Пальца сбежал во внутренний дворик, быстро прошел к металлической сетке забора и сквозь щель стал обозревать темную улицу.
Танцоры, преисполненные важности, еще стекались к ангару. Случайные прохожие из местных жителей выглядели рядом серо и скучно — они смущенно проходили мимо, мельком взглянув на Три Пальца и окинув взглядом огороженный, расцвеченный огнями ангар, что в темноте казался громадным монстром.
Из-за угла вынырнула высокая фигура и тоже направилась к ангару. Рядом с ним появились еще двое: тонкий черный юноша и маленькая девушка. Три Пальца смотрел, не отводя глаз. Это была Наташа.
— Ну, блин, где ты ходишь? — закричал Три Пальца, натянуто улыбаясь; он всегда был настроен дружелюбно, но сейчас его разозлили до крайности. Он зашагал навстречу Наташе и ее эскорту.
Выглядела она потрясающе. Завитые волосы были высоко собраны в хвост. Из одежды — только маленький тугой топик с красным отливом и брючки, такие узкие, что казались нарисованными на бедрах. Жакета Наташа не надела, тонкие руки и талия были открыты. Должно быть, ей нежарко, подумал Три Пальца. Он пожал плечами: способы самовыражения — дело личное. Но его охватило удивление. Никогда раньше он не видел, чтобы Наташа так одевалась, она всегда носила удобную и более-менее бесформенную одежду. Но сегодня… В ушах и на шее у нее поблескивало золото.